Отправлено: 21.01.07 09:23. Заголовок: В правление Всероссийского Союза советских писателей поэта Николая Клюева Заявление

В правление Всероссийского Союза советских писателей поэта Николая Клюева
Заявление

На запрос Союза о самокритике моих последних произведений и о моем общественном поведении довожу до сведения Союза следующее: Последним моим стихотворением является поэма Деревня. Напечатана она в одном из виднейших журналов республики и, прошедшая сквозь чрезвычайно строгий разбор нескольких редакций, подала повод обвинить меня в реакционной проповеди и кулацких настроениях. Говорить об этом можно без конца, но я, признаваясь, что в данном произведении есть хорошо рассчитанная мною как художником туманность и преотдалённость образов, необходимых для порождения в читателе множества сопоставлений и предположений, чистосердечно заявляю, что поэма Деревня, не гремя победоносною медью, до последней глубины пронизана болью свирелей, рыдающих в русском красном ветре, в извечном вопле к солнцу наших нив и чернолесий. Свирели и жалкованья Деревни сгущены мною сознательно и родились из причин, о которых я буду говорить ниже, и из уверенности, что не только сплошное "ура" может убеждать врагов трудового народа в его правде и праве, но и признание им своих величайших жертв и язв неисчислимых, претерпеваемых за спасение мирового тела трудящегося человечества от власти желтого дьявола - капитала. Так доблестный воин не стыдится своих ран и пробоин на щите, - его орлиные очи сквозьь крови и желчь видят

На Дону вишневые хаты,
По Сибири лодки из кедра
(Из поэмы Деревня)

Разумеется, вишневые хаты и кедровые лодки выдвигаются мною не как абсолютная ценность и тем более не как проклятие благороднейшим явлениям цивилизации (радио, учение об электронах и т.п.). Я двадцать пять лет в литературе, просвещенным и хорошо грамотным людям давно знаком мой облик как художника своих красок и в некотором роде туземной живописи. Это не бравое "так точно" царских молодцов, не их казарменные формы, а образами живущие во мне заветы Александрии, Корсуня, Киева, Новгорода от внуков Велесовых до Андрея Рублёва, от Даниила Заточника до Посошкова, Фета, Бородина, Врубеля и меньшого в шатре Отца - Есенина. Если средиземные арфы живут в веках, если песни бедной, занесенной снегом Норвегии на крыльях полярных чаек разносятся по всему миру, то справедливо ли будет взять на финку берестяного Сирина Скифии, единственная вина которого - его многопестрые колдовские свирели. Я принимаю и финку, и пулемет, если они служат Сирину-искусству, но, жестоко критикуя себя за устремление связать свое творчество с корнями мировой культуры, я тем не менее отдам свои искреннейшие песни революции (конечно, не поступаясь своеобразием красок и слова, чтобы не дать врагу повода обвинить меня в холопстве).

Первая часть Деревни - это дума исторического пахаря, строки же

Обьявится Иван третий
Попрать татарские плети -

Скрывают за собой тот же смысл, что и слова в моем известном стихотворении Ленин -

То черной неволи басму
Попрала стопа Иоанна...

Неуместная повышенность тона стихов Деревни становится понятной, если правление Союза примет во внимание следующее: с опухшими ногами, буквально обливаясь слезами, я, в день создания злополучной поэмы, впервые в жизни вышел на улицу с протянутой рукой за милостыней. Стараясь не попадаться на глаза своим бесчисленным знакомым писателям, знаменитым артистам, художникам и ученым, на задворках Ситного рынка, смягчая свою боль образами потерянного избяного рая, сложил я свою Деревню. Мое тогдашнее бытие голодной собаки определило и соответствующие сознание. В настоящее время я тяжко болен, целыми месяцами не выхожу из своего угла, и мое общественное поведение, если под ним подразумевается неучастие в собраниях, публичных выступлениях и т.п., обьясняется моим тяжелым болезненным состоянием, внезапными обмороками и часто жестокой зависимостью от чужой тарелки супа и куска хлеба. Я дошел до последней степени отчаяния и знаю, что погружаюсь на дно Ситных рынков и страшного мира ночлежек, но это не мое общественное поведение, а только болезнь и нищета. Прилагаемый документ от Бюро медицинской экспертизы при сем прилагаю и усердно прошу Союз (не стараясь кого-либо разжалобить) не лишить меня последней радости умереть в единении со своими товарищами по искусству членом Всероссийского Союза советских писателей.

Справедливость и русская поэзия будут Союзу благодарны. С товарищеской преданностью
Николай Клюев.
20 января 1932
http://kirsoft.com.ru/freedom/KSNews_1146.htm
http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_364.htm

 Отправлено: 09.01.10 00:31. Заголовок: Происходя из старинного…

Николай Клюев:
Происходя из старинного старообрядческого рода, идущего по линии матери от протопопа Аввакума, я воспитан на древнерусской культуре Корсуня, Киева и Новгорода и впитал в себя любовь к древней, допетровской Руси, певцом которой я являюсь. Осуществляемое при диктатуре пролетариата строительство социализма в СССР окончательно разрушило мою мечту о Древней Руси. Отсюда мое враждебное отношение к политике компартии и Советской власти, направленной к социалистическому переустройству страны. Практические мероприятия, осуществляющие эту политику, я рассматриваю как насилие государства над народом, истекающим кровью и огненной болью...Я считаю, что политика индустриализации разрушает основу и красоту русской народной жизни, причем это разрушение сопровождается страданиями и гибелью миллионов русских людей...Окончательно рушит основы и красоту той русской народной жизни, певцом которой я был, проводимая Коммунистической партией коллективизация. Я воспринимаю коллективизацию с мистическим ужасом, как бесовское наваждение. Такое восприятие выражено в стихотворении, в котором я говорю:

Скрипит иудина осина
И плещет вороном зобатым,
Доволен лакомством богатым,
О ржавый череп чистя нос,
Он трубит в темь: колхоз, колхоз!
И подвязав воловий хвост,
На верезг мерзостной свирели
Повылез черт из адской щели, -
Он весь мозоль, парха и гной,
В багровом саване, змеей
По смрадным бедрам опоясан...

Из протокола допроса от 15 февраля 1934 г.